Дмитрий Константинов
Сегодня, 26 сентября, исполняется 60 лет со дня рождения известного российского поэта, публициста, переводчика, издателя и музыканта родом из Екатеринбурга — Ильи Кормильцева. Его творческий путь переплетался со многими ныне признанными и уважаемыми деятелями культуры. Вместе с Александром Пантыкиным он основал группу «Урфин Джюс», для которой писал тексты. Сегодня Александр Александрович является почетным гражданином Свердловской области и председателем Союза композиторов Свердловской области. Для группы «Наутилус Помпилиус» Кормильцев написал стихи к десяткам песен, которые стали хитами. Летом этого года Вячеслав Бутусов получил звание заслуженного артиста России за большой вклад в развитие отечественной культуры и искусства. В общем, многие бывшие друзья и коллеги Кормильцева состоялись, благодаря своим творческим заслугам. И только он так и не смог «вписаться» в новую реальность.
Именно Кормильцев смог определить лицо свердловского рока. В отличие от ленинградского, свердловский был мрачноватым, холодным, напоминающим о смерти. Дмитрий Быков пишет: «Подспудная тема Кормильцева — это скорбь его действительно прекрасной души по поводу тех ужасных, нечеловеческих вещей, которые он видел и предвидел. Вогульские духи предсказывают мальчику, что скоро они вернутся в этот мир — потому, собственно, что этого мира не останется, — но им-то не жалко, а ему жалко». Как бы там ни было, но тот же Быков признает: «Кормильцев был великим поэтом — если принимать это как термин, без придыхания и пафоса: великим поэтом называется тот, чьи слова ушли в народ, разошлись на цитаты и стали обозначать новые состояния, для которых раньше не было термина».
Интересно отметить, что Кормильцев никогда не стеснялся идти открыто против мейнстрима и попсы и готов был умереть в одиночестве, покинутый всеми. Парадокс, но неспособный вписаться в реальность при жизни, он успешно вписывается в нее после смерти, став классиком русской рок-поэзии. Когда он умер, даже был выпущен репортаж на «Первом канале». А сегодня в Екатеринбурге стартует проект «Илья Кормильцев. 60».
Znak.com предлагает вспомнить творческий путь Ильи Кормильцева на основе книги Александра Кушнира «Кормильцев. Космос как воспоминание» и ряда других источников, погрузиться в мир его поэзии и мировосприятия.
«Если талант идет неверным курсом, то его уничтожают»
Про школьные годы Ильи Кормильцева известно мало. Правда, уже тогда он проявлял свой нелегкий нрав, находясь в постоянной конфронтации с учителями и учениками. При этом он был отличником. В 70-е он увлекся рок-музыкой. Ездил на знаменитый нелегальный рынок Шувакиш, где занимался обменом пластинок. В 70-е у него появился друг Алексей Трущев, с которым они проводили много времени на почве любви к рок-н-роллу. В 1976 году Алексей странным образом погиб на службе в армии, что произвело неизгладимое впечатление на молодого Илью Кормильцева, и неявная отсылка к этой фигуре впоследствии не раз всплывала в его стихах. Наверняка многие вспомнят строчки «Я так хочу быть с тобой…» из репертуара «Наутилуса».
В те годы он и не думал, что когда-то станет влиятельной частью советско-российской рок-сцены. Свои произведения он писал в стол, а слушателями становился узкий круг друзей. Все изменила встреча с композитором Александром Пантыкиным, который тоже «болел» роком. Именно он предложил Кормильцеву писать стихи для его будущей группы. Вскоре они создали свой коллектив и назвали «Урфин Джюс». Это была одна из первых рок-групп в Свердловске. Репетировали они в одном из помещений фабрики детских игрушек «Радуга», что находится в Верхней Пышме. С 1981 по 1984 год было выпущено три альбома. Все было спокойно, пока в андроповско-черненковские времена в стране не начался прессинг рок-музыки.
Александр Пантыкин и Илья Кормильцев, 1984 годАндрей Токарев
Вот как описывает тот период Александр Кушнир: «В свете активной антироковой кампании группой заинтересовались представители цензуры и органы правопорядка. Несмотря на эзопов язык и символизм большинства песен, музыкантов стали вызывать в областное управление культуры. В бархатной тиши партийных кабинетов они не без удивления узнавали, что пропагандируют чуждую советскому человеку „идеологию ницшеанства“. И вообще, рок-коллективу настойчиво рекомендовали „сменить название и поэта“. Это было лишь началом атаки на „Урфин Джюс“.
Осенью 1984 года, после выхода целой серии негативных статей, начальник отдела культуры Свердловского горисполкома Олюнин В. Н. вызвал к себе Александра Пантыкина. Яростно перечеркивая машинописные листки с кормильцевскими текстами, он объявил, что коллектив вскоре будет расформирован. Затем в полемическом азарте Виктор Николаевич поведал ошарашенному композитору, что название его группы переводится не иначе как „еврейские сироты“ (Orphan — сирота, Jews — евреи). Самого Пантыкина он не без сарказма назвал „сиротинушка“ и тут же обвинил группу в пропаганде фашизма. „Если талант идет неверным курсом и не хочет сделать поправку, то его уничтожают, и никто о нем никогда не услышит“, — срываясь на крик, заявил Олюнин. Это было официальным объявлением войны. Буквально через несколько дней на совещании в областном управлении культуры тексты „Урфин Джюса“ были названы „идейно вредными“».
«Нам тогда казалось, что это все страшная глупость, — объяснял впоследствии Кормильцев. — Ни я в своих текстах, ни Пантыкин в музыке не ставили задачей пропаганду фашизма. Это был скорее некий социалистический идеализм. Наша критика действительности происходила не „справа“, как у фашистов, а, наоборот, „слева“, под флагом борьбы с пороками и недостатками. Но при этом „Урфин Джюс“ нельзя было признать „своими“, потому что чиновники прекрасно понимали, что критика была направлена конкретно в их адрес. В память об этом у меня сохранилась пачка текстов, исчерканных Олюнинским карандашом». Группа была расформирована.
Дорожный знак сказал мне «стоянки нет».
В гостинице табличка — свободных мест нет.
Но твоё лицо сказало: «свободно».
И твои глаза сказали: «лови момент».
Хочу проникнуть на кухню твоей души,
Хочу приютится в прихожей твоей мечты,
Найти уголок в гостиной твоей любви.
Найти уголок в гостиной твоей любви.
Пустынная улица сотни неверных теней за спиной,
И каждая тень — ещё один день, в одиночестве прожитый мной.
Хочу захлопнуть у них перед носом дверь,
Хочу отгородиться от них стеной.
Из текста «Размышления компьютера о любви»,
написанного для группы «Урфин Джюс»
«Для меня крайне важно, чтобы эта песня вышла сейчас!»
Получив опыт рок-поэта в «Урфин Джюсе», Кормильцев снова стал писать в стол, изучать языки и заниматься переводами. А тем временем в стенах Свердловского архитектурного института созрел дуэт Вячеслава Бутусова и Дмитрия Умецкого. Их тоже объединяла любовь к рок-музыке, но также и к портвейну, а в свободное от работы время они даже музицировали, называя свою группу «Али-Баба и сорок разбойников». При этом они совершенно не придавали серьезного значения текстам. Пока однажды их пути не пересеклись с Ильей. Тогда они уже стали называть себя «Наутилус». Именно они пришли к нему, чтобы попросить его стать их «текстовиком».
Илья Кормильцев на учредительном собрании Свердловского рок-клубаДмитрий Константинов
«Мы хотели предложить Илье сотрудничество, — вспоминает Бутусов. — Планировали его уломать, чтобы он написал нам тексты. Или дал что-то готовое. Увидев у нас вино, он демонстративно снял с полки старинную Библию, приложил ее к стенке и открыл бутылку о книгу проверенным матросским способом. То есть показал всю свою бунтарскую сущность, что для Кормильцева выглядело символично».
Илья выдал Бутусову поэтическую подборку своих текстов. «Тексты-то, в общем-то, неплохие, грустно заметил он, вручая Бутусову картонную папку бухгалтерского типа с надписью „Дело N2 666“ на обложке. — Посмотрите, почитайте, подумайте… Может, что-нибудь вам и подойдет». И им подошло, хотя и не сразу.
В частности, рок-дуэт взял в оборот текст «Скованные одной цепью», из которого впоследствии получился хит на долгие времена. Так Кормильцев стал поэтом «Наутилуса Помпилиуса». Причем второе слово в названии группы придумал он, так как на тот момент в Москве был другой «Наутилус».
«Скованные одной цепью» была пиком творчества Кормильцева того периода, в которой было «сказано все, что накипело». Как вспоминает звукорежиссер «Наутилуса», ныне сценарист и литератор Леонид Порохня, в 1984 году Кормильцев часто сидел по ночам в собственном подъезде, одетый в пижаму, и писал на кусочках бумаги тексты. «Тогда, холодной черненковской зимой, я прочитал два стиха и с полной уверенностью сказал: „Илья, тебя посадят!“ Кормильцев в ответ улыбался, но невесело. Он никогда не был героем. Тексты назывались „Скованные одной цепью“ и „Метод Станиславского“. Впоследствии оба перешли к „Наутилусу“, и вскоре один из них стал песней».
Тогда же появился другой хит — «Я хочу быть с тобой». Как отмечает Александр Кушнир, многие воспринимали эту песню как оду неразделенной любви, кто-то полагал, что текст посвящен новой музе Ильи. Однако в песне прослеживалось, что объект любви автора не имеет четкой половой принадлежности. Поэтому кто-то говорил, что это песня о Боге, а кто-то проводил аналогии с трагической судьбой Алексея Трущева. Каждый раз Кормильцев отмалчивался, так и не выдав источник вдохновения.
Несмотря на то, что в СССР началась перестройка, цензуру никто не отменял. И вот уже тексты «Наутилуса» попали под увеличительное стекло различных функционеров. В интервью казанскому журналу «Ауди Холи» Кормильцев описывал свердловскую цензуру следующим образом: «Тексты литует целая компания известных в городе деятелей культуры, которые устраивают и нас, и верхи. Этим людям в основном под сорок, но они врубаются. В литовочной компании должны быть персонажи со значками или с билетами, но которые нам сочувствуют».
Правда, первоначально третий альбом группы, «Разлука», 1986 года, был разрешен для распространения не целиком. В частности, органы цензуры рекомендовали изъять две наиболее крамольные песни. Это «Скованные одной цепью» и «Гороховые зерна». В результате Кормильцев даже был вынужден носиться по друзьям и забирать назад подаренные им кассеты, содержавшие две «запрещенные» композиции.
Олег Ракович
«Я помню заседание, где рассматривался вопрос литовки текстов „Разлуки“, — объясняет экс-президент рок-клуба Николай Грахов. — И все вроде бы шло нормально, но некоторые товарищи вдруг сказали: „Нет, мы подписываться не будем!“ Начался спор о „Скованных одной цепью“, и все как-то подвисло. Кормильцев находился за дверью, волновался и ходил по лестничной площадке вверх-вниз. Я вышел и говорю: „Знаешь, Илья, думаю, что пробьем, но вообще-то очень сложно. Все вроде бы нормально, а вот с этой песней проблема возникла“. Он страшно переживал и заявил мне: „Для меня крайне важно, чтобы эта песня вышла сейчас! Она сейчас должна быть услышана, именно сегодня!“ В итоге в строчке „За красным восходом коричневый закат“ слово „коричневый“ заменили на слово „розовый“. Как известно, время расставило все на свои места. Как бы ни старалась советская цензура, но эти стихи стали бессмертными, и сегодня их может услышать любой в исполнении Бутусова».
Еще одним памятным событием тех лет стал демонстративный отказ Ильи Кормильцева от премии Ленинского комсомола. Было решено наградить ею музыкантов группы «Наутилус Помпилиус». На вручение были приглашены Дмитрий Умецкий и Вячеслав Бутусов, а также Илья Кормильцев. Пришел только Умецкий. Бутусов церемонию проигнорировал, а все деньги перечислил в Фонд мира. Кормильцев отказался от награды. На вопрос, почему он это сделал, ответил: «Мы давно уже знакомы с этой организацией. И давно уже ясно, что никто в ней не нуждается. Странная вещь: принимать премию от организации, которую не признаешь, но в знак того, что она признает тебя!»
Стоит заметить, что в тот период фамилия Ильи Кормильцева стала в некотором смысле говорящей. Он в прямом смысле кормил свердловские рок-группы своей поэзией. Например, на первом рок-клубовском фестивале песни Кормильцева исполняли музыканты сразу шести рок-команд: «Урфин Джюс», группа Насти Полевой, группа Егора Белкина, «Наутилус Помпилиус», «Коктейль» и «Кунсткамера». И это был далеко не предел. Общеизвестна байка о том, как к музыкантам «Чайфа» подошел Илья и с солидным видом сказал: «Ну, группа вы, конечно, неплохая, но с текстами хорошо бы тщательнее поработать! Если надумаете, могу написать вам пару-тройку стихотворений…»
Круговая порука мажет, как копоть.
Я беру чью-то руку, а чувствую локоть.
Я ищу глаза, а чувствую взгляд,
Где выше голов находится зад.
За красным восходом розовый закат.
Скованные одной цепью,
Связанные одной целью.
Скованные одной цепью,
Связанные одной.
Здесь суставы вялы, а пространства огромны,
Здесь составы смяли, чтобы сделать колонны.
Одни слова для кухонь, другие для улиц.
Здесь сброшены орлы ради бройлерных куриц.
И я держу равнение, даже целуясь,
На скованных одной цепью,
Связанных одной целью.
Скованных одной цепью.
Из текста «Скованные одной цепью», исполненного группой «Наутилус Помпилиус»
«Впервые за много времени у нас появились радостные, а также юмористические нотки»
1990-е для Кормильцева прошли под знаком поиска новых открытий. Группа «Наутилус Помпилиус» распалась. Правда, потом возродилась, но уже в Москве. В 1992 году покорять столицу поехал и несостоявшийся лауреат премии Ленинского комсомола.
Там Илья познакомился с православной издательницей Ольгой Неве. С ней он работал над переводами. Как пишет Александр Кушнир, Илья неожиданно для себя оказался в среде верующих. Все, кого он встречал у нее в доме, были церковными людьми.
«Илья стал по-настоящему очень близким другом, — вспоминает Неве. — Религиозное пространство оказалось ему в жутко интересную диковинку, с восторгом в нем поселился… Осваивался бурно, изучал, читал, спрашивал, спорил, с упоением погружался в новое для себя знание, а по воскресеньям начал ходить с нами в церковь. Окрестили Илью в начале 1993 года в храме Космы и Дамиана в Шубине, куда он затем регулярно ходил с нами на службы».
Тем временем продолжалась деятельность «Наутилуса Помпилиуса». В 1993 году был выпущен альбом «Чужая земля», эта работа известна своей песней «Прогулки по воде»: «Видишь, там, на горе, возвышается крест, / Под ним десяток солдат — повиси-ка на нем, / А когда надоест, возвращайся назад — / Гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде со мной».
В 1994 году был записан альбом «Титаник». Слушатель вспомнит эту запись по тексту песни «Тутанхамон»: «„Правда всегда одна“ — Это сказал фараон / Он был очень умен, / И за это его называли — Тутанхамон». В записи принимали участие как сам Кормильцев, так и, например, Вадим Самойлов, основатель группы «Агата Кристи». Характерно, что запись проходила в мрачном на тот момент Екатеринбурге.
Вот как вспоминает те времена студенческий друг Бутусова и впоследствии художник, оформивший альбомы «Наутилуса», «Чайфа», «Насти» и других групп, Александр Коротич: «Когда Илья перебрался в Москву, в Свердловске наступили очень грустные времена. Было очень мрачно и уголовно. Людей убивали прямо среди бела дня, и, когда темнело, на улице никого уже не было. Никаких заведений, мест, чтобы вечером встретиться, что-то организовать и пообщаться, в принципе не существовало. Сейчас Екатеринбург — веселый город, в котором можно и поесть, и повеселиться. А тогда на дворе стояло мрачное время, и нам всем было очень тоскливо». Во время записи альбома в студию врывались братки, пытаясь устроить разборки.
Тем временем Кормильцев продолжал завоевывать свое место под солнцем в Москве. И, помимо музыки и поэзии, открыл для себя то, что на Западе рокеры открыли еще 60-х и 70-х, что, собственно, и обусловило появление рок-музыки как таковой. Но в Советском Союзе рок-музыканты по известным причинам были лишены такой возможности. Как говорил сам Кормильцев в одном из интервью, роман с психоделиками привел его к коренной переоценке сознания. Причем категорической. «К какому-то духовному отрыву от тяжелого наследия так называемых „русских проблем“… И я собираюсь внаглую внедрять тексты антипрогибиционистского характера повсюду, так сказать» — заявил он. Антипрогибиционизм — отрицание целесообразности запретов, существующих в законодательстве, религии или общественной морали.
В другом интервью он рассказал, как такой антипрогибиционизм повлиял на творчество «Наутилуса» и его самого:
— В общем, каждый выбрал себе топливо и понял, что алкоголь отупляет. Он является одним из мощных средств развития специфического русского менталитета, такого очень угнетающего. Который не ведет никуда, кроме длительных разборок и стенаний про жизнь. В итоге долбание привело к категорическому изменению содержания в лучшую сторону. Впервые за много времени у нас появились радостные, а также юмористические нотки. И даже трагические и мрачные вещи стали трагическими совсем по-другому и по-другому мрачными. Они потеряли привкус скулежа, стали просто… драматическими. Во всей этой обстановке духовного подъема и разрыва с традициями появилось естественное желание записать альбом в Англии.
После записи работы, названной «Яблокитай», «Наутилус Помпилиус» был распущен во второй раз. А Кормильцев, помимо психоделиков, увлекся электронной музыкой, типа The Chemical Brothers и The Prodigy. Результатом этого стал проект «Чужие», где Кормильцев выступил и как музыкант. Правда, популярности эта работа так и не нашла. Начало миллениума для Ильи Кормильцева проходило вместе с новой молодой женой, но почти без работы, без своего жилья и без денег. Но заметим, что девяностые стали тем временем, когда Кормильцева никто не цензурировал и не запрещал, чего не скажешь о нулевых.
Я умру от тоски,
Если завтра здесь все будет так же,
Как было вчера.
Я хочу жечь костры,
Танцевать на осколках витрин
И не спать до утра.
Мы с тобой возведем
Баррикады на каждом углу
И сразимся с врагом.
И увидит весь мир
На страницах газет наши лица,
Когда мы умрем.
Viva, viva la revolucion!
Viva, viva la revolucion!
Город в наших руках.
Я устал от борьбы и стрельбы,
Я хочу отдохнуть.
Отключи телефон,
Положи свою голову мне
На усталую грудь.
Ты меня не буди,
Я боюсь, что проснусь и узнаю,
Что все это сон.
Как признанье в любви
Повторяй вслед за мной
Viva, viva la revolucion!
Viva, viva la revolucion!
Текст песни «Viva la revolucion!», написанный для проекта «Чужие»
«Был потрясен тем, что я вам так дорог»
В начале нулевых Кормильцев все больше отходит от музыки и все больше уходит в переводы. Он считает, что протест в рок-музыке уже исчерпан, зато в литературе еще много потенциала для него. Так рождается издательство «Ультра. Культура» со штаб-квартирой в Москве. Однако его презентация состоялась в Екатеринбурге у стен здания Уральского государственного университета. Кормильцев размахивал знаменем, на котором было написано «Все, что ты знаешь, — ложь». Акция продлилась минут 20. О ней сразу же узнал ректор вуза Владимир Третьяков и потребовал прекратить хулиганить.
Это был финальный проект Ильи Кормильцева, который дал ему не только в полной мере выразить себя, но и в каком-то смысле погубил. Потому что эта была не просто издательская деятельность, но и борьба с государством, которая его вымотала и заставила покинуть страну.
Будучи нонконформистом с детства, он, конечно же, принялся издавать то, что сможет пощекотать нервы и обществу, и государству. Это темы наркотиков, терроризма, радикализма, оккультизма, нонконформизма, бунтарства. Первой же книгой, выпущенной издательством, стал тюремный дневник Эдуарда Лимонова «В плену у мертвецов». На тот момент Лимонов сидел в Лефортово.
Илья Кормильцев возле здания УрГУАркадий Шампаров / «Новая газета»
Весной 2003 года Владимир Путин подписал указ о создании нового органа — Госнаркоконтроля. Вскоре по инициативе новоиспеченной спецслужбы были оштрафованы сразу несколько магазинов — за продажу книги «Марихуана: запретное лекарство», изданной «Ультра.Культурой». Причина — «пропаганда наркотиков». В том же году прокуратура Екатеринбурга забрала на экспертизу книгу Адама Парфрея «Аллах не любит Америку», подозревая ее в пропаганде экстремизма и терроризма. Также в отношении «Ультра.Культуры» было возбуждено уголовное дело из-за «нелегального распространения порнографии» в книге Юрия Баркова «Запретный дневник».
Но проблемы начались не только с госорганами, но и с коллегами по литературному цеху, и с либеральной средой. Это произошло после издания романа неонациста Дмитрия Нестерова «Скины. Русь пробуждается». Кормильцев был отстранен от сотрудничества с издательством «Иностранка».
Казалось, что Кормильцев наконец нашел для себя наиболее гармоничную роль — быть врагом для всех. «Единственный способ защищаться — это переходить в нападение», — таким стал его ответ на нападки и преследования. Пиком его агрессивной стратегии стали события XVI Московской международной книжной выставки, состоявшейся осенью 2003 года на ВДНХ. После отказа организаторов предоставить стенды для опальной «Ультра.Культуры» Кормильцев с единомышленниками нашел выход из тупика. Маргинальное издательство выставлялось не в книжных павильонах, а внутри огромного самолета Ту-154, который находился в самом центре выставочного пространства. Вдоль всего фойе, в ящиках для снарядов, были разложены заповедные книги: «Аллах не любит Америку», «Штурмуя небеса», «Измененное состояние», «RUТОПИЯ», «Марихуана: запретное лекарство» и «Последний проклятый поэт: Джим Дуглас Моррисон». Но какой бы креативной ни была маркетинговая политика, если государство задумало тебя придушить, то оно это сделает.
В декабре 2003 года суд города Ульяновска запретил продавать книгу «Марихуана: запретное лекарство». Затем чиновники Госнаркоконтроля приказали прекратить продажи еще двух книг о наркотиках. Официальные лица из ФСБ и Госнаркоконтроля заявили издательству «Ультра.Культура», что семь изданных ими западных и русских книг содержат призывы к пропаганде наркотиков и терроризму. Положение «Ультра.Культуры» ухудшилось до критического. Новые книги перестали доходить до прилавков. В частности, дистрибуторы-единомышленники — начиная от столичного «Фаланстера» с клубом «ОГИ» и заканчивая екатеринбургским магазином «100 000 книг» — стали подвергаться обыскам и изъятиям тиражей, выпущенных издательством. Интересно, что при этом в библиотеке замглавы администрации президента Владислава Суркова, отвечавшего тогда за внутреннюю политику, стояли книги «Ультра.Культуры».
Параллельно Кормильцев становится одним из основателей новой премии «Исламский прорыв». Постепенно он превращается в персону нон-грата, но выпускает все более радикальные книги, связанные с историей ислама и его современными модификациями. «На смену сподвижникам последнего пророка Мухаммада, отдавая дань технократической эпохе, явился новый тип моджахедов из партии Аллаха, сжимающих в карающей длани компьютер и Коран», — писал Кормильцев в аннотации к книге Муслима Ахтямова «Исламский прорыв».
«Было видно, что Кормильцев начал сильно уходить в политику, — вспоминает его последняя жена Алеся Маньковская. — Его всегда интересовало то, что развивается быстро, а рок-н-ролл, с его точки зрения, просто остановился. То, что они делали с издательством, уводило его в политическое минное поле, и это было совершенно невероятное движение». Результатом такой активности стали вызовы на допросы к следователям, а само издательство стали выселять из помещения под предлогом повышения арендной платы.
Обострились отношения с бывшими товарищами по творчеству. В 2006 году Бутусов имел неосторожность сыграть перед активистами прокремлевского движения «Наши». «Ну, подумаешь, сыграли три песни на пути из Питера в Москву», — заявил журналистам директор Бутусова. Кормильцев был в ярости. «Я не хочу, чтобы наемные гопники, оттягивающиеся за счет налогоплательщиков, внимали стихам, которые я писал сердцем и кровью, — ответил он. — Я простил Славе визит к Суркову, в конце концов, мотивом могло быть простое любопытство, но этого я ему простить не могу».
Это было время экономического роста. Обыватель реально мало интересовался политикой, гораздо интереснее было открывать для себя потребительский мир. Это время Кормильцев сравнит с НЭПом. «Полистав „12 стульев“, я удивился сходству описанной эпохи советского НЭПа с современной эРэФией. Даже само выражение — „новая экономическая политика“ — из словаря тех лет, когда появились новые русские. Появились они с той же системой ценностей, что и 70 лет назад: напихать побольше и в рот и в жопу, лишь бы — в себя», — зло говорил он.
Одним словом, Кормильцев не вписался и не мог вписаться в текущую политическую атмосферу. Для него все возвращалось на круги своя, как в «прекрасные» андроповские времена. Только теперь наступил закат жизни, о котором Кормильцев еще не знал и пока не был готов покинуть этот мир.
Умирал Илья Кормильцев медленно, полгода. Начиная с сентября 2006 года все чаще и чаще давали о себе знать боли в спине. Кормильцев не хотел признавать реальность. Он все еще пытался себя утешить, что это радикулит или что-то в этом роде и упорно не хотел идти к врачу. В то же время местный суд в Екатеринбурге вынес приговор — полностью уничтожить тиражи книг «Культура времен Апокалипсиса» и «Клубная культура», удовлетворив иск Госнаркоконтроля, указывающего на пропаганду наркотиков. Тогда же и родилась идея уехать в Лондон, поскольку здесь «ловить» уже было нечего.
Уже будучи в столице Великобритании, он ничего не хотел знать о своей прошлой жизни. Как пишет Кушнир, на звонки старинных друзей и родственников из Екатеринбурга реагировал крайне болезненно: «Передайте им всем, что я никогда не приползу в этот город на брюхе! Ненавижу вас всех! Вы меня хотите уничтожить!» А тем временем он уже даже не мог самостоятельно двигаться. Кто-то из знакомых организовал вечер его поэзии в одном из лондонских клубов. Кормильцева туда принесли, он лежал на боку и тихо читал свои стихи, заглядывая в бумажку. И он все еще не хотел признать самое страшное: смерть близка.
Наконец, удалось его убедить вызвать врачей. Когда они увидели на его спине большую меланому, стало ясно: не жилец. Его перевезли в больницу. Постепенно информация о болезни Кормильцева распространились и в среде российской эмиграции, и в России. Стали собирать деньги. Откликнулся даже Роман Абрамович, старый любитель творчества «Наутилуса Помпилиуса», он выписал чек на 15 000 фунтов. Клич помочь рок-поэту был брошен через СМИ, за три недели удалось собрать около 80 000 фунтов. Но если смерть пришла, то никакими деньгами ее уже не прогонишь. Кормильцев слишком запустил свой рак и прошел точку невозврата.
На дворе стояло начало февраля 2007. Умирая, он пытался читать шахаду на арабском. Ее текст звучит так: «Свидетельствую, что нет иного Бога, кроме Аллаха, и еще свидетельствую, что Мухаммед — посланник Аллаха». Но получалось плохо, так как его рот был в язвах. Ему помогали это делать его жена и друг. Незадолго до смерти среди ночи он вдруг произнес: «Речка и домик недалеко от берега». Утром Илья Кормильцев ушел. Ему было 47 лет. По свидетельству присутствующих, в момент смерти его лицо светилось, на нем застыла улыбка бездонной глубины. Через несколько часов в интернет-блоге Кормильцева появилась запись: «Был потрясен тем, что я вам так дорог и что вы прониклись таким участием к моей судьбе. Огромное спасибо за поддержку. Постараюсь ответить всем лично».
Я не хочу умирать, но не потому,
Что шишка на ягодице поэта в качестве причины смерти —
Некая скабрезная в своей античности деталь,
Напоминающая нечто из Диогена Лаэртского.
И не потому я не хочу умирать,
Что порваны строки в моем воображении
И обидно, и дорассказаны истории.
И даже не потому, что каждый новый вздох иное
Обидно клюет на пузырик
Насаженного на иглу воздуха.
Глядя правде в глаза, я не знаю,
Почему не хочет никто умирать.
И никто, очевидно, тоже не знает.
Я не хочу умирать, но не потому,
Что смерть — не конец,
Или смерть — это только начало,
Или смерти не существует.
В смерти заложено что-то, совсем
Начало чего и сами не знаем.
Пусть трусливые этого и не понимают,
Но мы боимся смерти именно потому,
Что знаем, чего мы боимся.
Предсмертный стих Ильи Кормильцева
Благодарим Дмитрия Карасюка за предоставленные фотографии.
Источник:
